Разбитые частички сломанных пальцев, покосившееся лицо с пустыми глазницами, череп, испещрённый червяками-мыслями.

Каждый день всё ест и ест меня изнутри эта тягучая гадость — шшшшшш, ребёнок, такие вещи вслух не говорят. Такие вещи умные мудрые женщины заталкивают своей изящной ножкой поглубже, чтобы дальше гнило и разлагалось, мыслявым червякам на радость.
А мы всё трещим по швам, смазливые сладкие дурочки, в розовых очках наивные девочки. Грязную вкусную лапшу на уши навешали, складно пиздящие мудаки в покое не оставят никого. Тебя, деточка, видно издалека, вокруг тебя ореолом радужная наивность вьётся, струится по плечам и падает ниц перед ними, мол, наступите и раздавите, ей уже ближе к тридцати, чем за двадцать, хватит в сказки верить.
Тебе борщи готовить да в бёдрах вширь расти — пора бы и детей рожать, родная, мужу изменять от скуки и волос на палец наматывать.
Глаза твои кукольные — пустые выемки черепа, густое и вязкое на дне плещется, как будто мазута море разлилось в тебе. Не хлопай ресницами, губу не закусывай, не спрячешь ты то, что пустая давно, сломалась, дурочка.
Покрути пальцем у виска. По тебе плачут, девочка, дюжина, две, не меньше. А ты пустая и сломанная кукла, родители в детстве недолюбили.

От пустоты и боли разваривается внутренность, раскалывается сознание и чахнут цветы вокруг.